Мотив молчания в драматургии Л. Андреева и М. Метерлинка

 

Аннотация

 В статье проводится сопоставление пьес Л. Андреева и М. Метерлинка в русле интерпретации обоими драматургами некоторых мотивов. Авторы работы приходят к выводу о несомненном наличии типологических, а вероятнее всего, и контактных связях драматургов. Основное внимание уделено воплощению мотива молчания, что во многом предопределяет и сходство пьес, и  различное звучание, и символическую наполненность.

Ключевые слова

Л. Андреев, М. Метерлинк, символика, мотив молчания

 

Annotation

The article collates plays by L. Andreyev and M. Mаeterlinсk in line with interpretation some motifs by both playwrights. Authors conclude that decidedly there are typological similarities between the plays and possible connection of the playwrights. Most attention has been concentrated on analysis of the motif of silence in the plays, which determines their different sound and symbolic content.

Key words

L. Andreyev, M. Mаeterlinсk, symbolics, motif of silence

 

Расцвет популярности творчества Л. Андреева и М. Метерлинка в России пришелся на один период – рубеж XIX–XX вв. В это время вся мировая и русская литература стояла на пороге перемен, писатели находились в постоянных творческих поисках. Андреев не был исключением. Литературоведы до сих пор не могут договориться об определении доминирующих черт его творчества, которые позволяли бы отнести Андреева к какому-то конкретному направлению литературы рубежа веков. Метерлинк как драматург стал известен в России в 1890-е гг. Одним из первых переводчиков его произведений был Н. Минский. Затем переводчиками стали В. Иванов, В. Брюсов, А. Белый, А. Блок. Блок считал, что «Метерлинк выступил в тот самый момент, когда было нужно, не позже и не раньше» (Блок А.А. О драме // Собр. соч.: В 20 т. Т. 7. М., 2003. С. 83). То есть он был нужен русским символистам, чтобы самоидентифицироваться.

С творчеством Метерлинка в России знакомились не только по переводам, но и по театральным постановкам. Известность писателю принесли одноактовые пьесы «Слепые» (1890), «Непрошенная» (1891), а позже и «Там, внутри» (1894). Это была «новая нотка в литературном отношении» (Станиславский К.С. Собр. соч.: В 8 т. Т. 7. М., 1954. С. 291).

В годы, когда Метерлинк писал свои пьесы, Андреев только еще вступал в литературу, осуществлял свои прозаические опыты. О драматургии он задумался позже (первая пьеса «К звездам» написана в 1906 году), но всегда пристально следил за театральной жизнью, писал рецензии на спектакли, вводил драматический элемент в свои повети и рассказы. Известна его негативна реакция на произведения бельгийского драматурга. В одном из писем Андреев признавался: «Метерлинка не люблю и русских декадентов совсем не люблю…» (Львов-Рогачевский В.Л. Две правды. Книга о Леониде Андрееве. СПб., 1914. С. 24.), что наводит на определенные размышления. Но со временем в пьесах стали проявляться некоторые элементы, известные именно по пьесам Метерлинка.

Поэтому в критике того времени возникли самые разнообразные суждения о близости драматургических принципов этих драматургов. Их видели в первую очередь как работающих на «поле» символизма. Но если Метерлинка с уверенностью можно считать символистом, то по отношению к русскому драматургу столь определенно высказаться нельзя.

Одно несомненно: близость драматургов выявляется на мотивном уровне. Мотив, который фигурирует ярче всего в пьесах Андреева и Метерлинка, – это мотив рока, судьбы. Герой не руководит своей жизнью, все в ней заранее предрешено («Жизнь Человека», «Непрошенная»). В этом случае сходство налицо.

Сопутствующим року мотивом является мотив слепоты, который Метерлинк выводит даже на физиологический уровень («Слепые»). Андреев же делает акцент на слепоте в образном плане, ему важно указать на слепоту всего человечества (Лейзер в «Анатэме» «не видит» обмана).

Еще одним из важнейших мотивов в творчестве драматургов является мотив молчания. Причем проявляется этот мотив не только на уровне ремарок («Молчание», «Тишина»), но и в содержательном наполнении пьес. Оба автора делают молчание всепроникающим компонентом произведений, что позволяет усилить драматизм атмосферы и намекает на то, о чем прямо не говорится. Важную роль этот мотив играет в пьесе «Там, внутри» (старик не может сказать о смерти девушки), а в «Жизнь Человека» Некто в Сером погружен в вечное молчание, хотя и произносит некие слова.
О «молчании» как своеобразной константе жизни писали Вл. Соловьев, Евг. Трубецкой, В. Эрн, А. Лосев и др. Так, В.В. Розанов говорил о «глубоком безмолвии», в котором созидается все «настоящее»:

« – Молчание!

– Молчание? Талант бездарных!

– Талант даровитого. Молча светит солнце. Молча созревает плод. Молча кормит корень. Вся природа молчалива, все в природе молчаливо. Гром и ветер – исключения, ведь это не Бог весть что. Чем больше молчания, тем больше “делается”. “Чего” делается? Всего, всех бесчисленных вещей, которые создаются в природе» (Цит. по: Корнилова Н.Б. Онтология молчания (на примере ранней прозы Леонида Андреева). Ярославль, 2002. С. 89).

Конечно же, не стоит утверждать, что Андреев и Метерлинк были первооткрывателями в использовании мотива молчания, но можно предположить, что на рубеже XIX–XX веков произошла некоторая его трансформация, то есть молчание как элемент в «составе» жизни становится устойчивым явлением, начинает обозначать состояние жизни в целом. Можно сказать с уверенностью: молчание (тишина) оказалось важной составляющей многих пьес драматургов.

О молчании Метерлинк писал в сочинении «Сокровище смиренных». Его первая глава так и называлась – «Молчание». И уже это говорит о том, какое значение придавал бельгийский драматург этому явлению. Писателя волновала возможность воплощения молчания на сцене. По мнению Метерлинка, слово несовершенно и не может быть выразителем духовного начала. «Если все слова сходны, то молчания всегда различны» (Метерлинк М. Сокровище смиренных. teatr-lib.ru/Library/Maeterlinck/1915t2/#_Toc354141834) – вот итог размышлений Метерлинка. Следовательно, вербальное общение не является совершенным и единственно возможным. Лишь в тишине человек способен достичь истины, обратиться к духовной стороне бытия. Метерлинк считал, что люди должны овладеть искусством молчания, чтобы вступать друг с другом в «неслышимый» диалог.

Но он сознавал, что молчание – категория неоднородная, и выделял два его вида: ложное и истинное. Ложное, или «бездеятельное» молчание, – это синоним «одиночества». А вот в истинном, или «деятельном», молчании Метерлинк обнаруживает основу бытия. Именно в таком молчании может быть обозначена великая мысль, именно оно говорит больше, чем слова, именно такое молчание Метерлинк считал «главным выразителем творчества».
Андреев не теоретизирует по поводу молчания. Но о том, насколько оно было значимо для него, говорит название рассказа «Молчание» (1900), частое использование ремарок, соответствующих этому понятию, и обращение к воссозданию соответствующей атмосферы.

Показательно, что именно с рассказом «Молчание» М. Горький впервые привел Андреева на собрание телешовской «Среды». Именно тогда стало ясно, что «в лице этого новичка “Среда” приобретала хорошего, талантливого товарища» (Телешов Н. Избр. соч.: В 3 т. Т. 3. М., 1956. С. 119–120). Л.Н. Толстой поставил за этот рассказ высший балл.

Рассказ «Молчание» основан на реальных событиях: самоубийство дочери священника церкви Михаила Архангела в Орле. Семья Андреевых была прихожанами этой церкви. Причина самоубийства так и осталось невыясненной.

Молчание пронизывает всю структуру этого рассказа. Некоторые исследователи считают неправильным воспринимать «молчание» только лишь как мотив в этом рассказе. Андреев делает молчание «главным героем» произведения. Во-первых, само название говорит о главной теме, вокруг которой будет развиваться действие. К. Чуковский очень точно указал на особенности мировосприятия Андреева: « <…> как удивительно! – в каждую данную минуту мир окрашен у него одной краской, только одной, и когда он пишет о молоке – весь мир у него молочный, а когда о шоколаде – весь мир шоколадный. О, дайте ему любую тему, и она станет его целью, его стихией, его космосом, и все остальное исчезнет для него» (Чуковский К.И. О Л. Андрееве. СПб., 1911. С. 19). Таким образом, молчание для Андреева не только становится главной темой рассказа, но и самой его целью.

При этом Андреев различал понятия «тишины» и «молчания». Это подтверждается и текстом: «тишина – лишь отсутствие звуков, а это было молчание, когда те, кто молчит, казалось, могли бы говорить, но не хотят» (Андреев Л.Н. Молчание // Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6 т. Т. 1. М., 1990. С. 199). По данным некоторых исследователей, чистовому варианту этого рассказа предшествовал черновик, который содержал сведения о разработке Андреевым темы тишины. Но в конце концов ее сменила тема молчания, так как именно оно имеет признаки «субъективности». Это подтверждают и современные исследователи. М. Эпштейн пишет по этому поводу: «Молчание следует отличать от тишины – естественного состояния беззвучия в отсутствии разговора. Предмет еще не выделен, пребывает, так сказать, в именительном падеже, еще не встал в предложный падеж, чтобы стать темой разговора – или молчания. Нельзя сказать “тишина о чем-то”, или “быть тихим о чем-то” – тишина не имеет темы и не имеет автора, она, в отличие от молчания, есть состояние бытия, а не действие, производимое субъектом и относящееся к объекту».

Молчание возникает часто тогда, когда есть что сказать. Естественно, что молчание Веры было чем-то большим, чем просто нежелание общаться. Оно возникает в первую очередь из-за непонимания ее чувств окружающими, из-за отчужденности. Девушка осознавала, что сложившаяся ситуация не будет ими воспринята. Сначала это было сокрытием информации, умолчанием, но постепенно все нарастает невозможность выразить то главное, что не поддается вербализации. Происходит уход в молчаливое одиночество. «А затем она выбирает смерть – вечное молчание, переходящее в безмолвие» (Корнилова Н.Б. Онтология молчания (на примере ранней прозы Леонида Андреева). С. 105).

Так, молчание Веры становится ответом о. Игнатию на его многочисленные вопросы. И только после смерти дочери ее молчание становится для него уже не просто тишиной, а ее «ответом» на его вопросы.

Именно такое понимание феномена молчания Андреев перенес в свою драматургию. Но в пьесах мотив молчания будто начинает «расщепляться», то есть это уже не сопряжение молчания-одиночества и утаивание информации. Элементы целого выступают по отдельности. Молчание-одиночество отчетливо проявлено в «Реквиеме», а умолчание в «Жизни Человека».

Герои этих пьес Андреева и «Слепых» и «Непрошенной» Метерлинка не имеют имен. Это усиливает таинственность и дает возможность дорисовать их внешность, характер, судьбу. Каждый драматург стремится указать на самое общее в этих персонажах. Атмосфера пьес тяжела, безрадостна. Молчание является неотъемлемой ее частью. Во всех пьесах, кроме «Слепых», ремарки «Молчание» и «Тишина» возникают не менее десятка раз.

Особенно много таких ремарок у Андреева в «Реквиеме». Действие пьесы разворачивается в едином пространстве – маленьком театре (заброшенном здании), где зрителями являются деревянные фигуры. Таким было желание Его Светлости. Налицо «театр марионеток», но вывернутый наизнанку: марионетки в данном случае зрители, а не герои. Важно и создаваемое настроение: «Темно и глухо. Эстрада окутана мраком, и лишь слабый свет нескольких лампочек озаряет пространство между эстрадой и зрителями» (Андреев Л.Н. Реквием // Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6 т. Т. 6. М., 1996. С. 372). Если воспользоваться наблюдением Метерлинка, то у Андреева имеет место именно «бездейственное» молчание. Проявляется та сторона молчания, которая свидетельствует об опустошенности, одиночестве. Недаром Андреев подчеркивает: «все происходит в пустоте» (там же). Стоит сказать о том, что ремарки автора (довольно пространные и подробные) дают читателю для понимания больше, чем возникающие в пьесе диалоги. Все сделано для того, чтобы герой и зритель прочувствовали одиночество. Особенно остро это звучит в монологе Директора в конце пьесы: «Моих страданий я не передам слезами. Моих страданий я не передам и криком, как бы я ни кричал и ни бросался тяжелыми словами, – только море молчания, пустынное море тишины и безмолвия, тихая гладь небытия воздвигнет образ несказанной скорби моей, моей горькой и страшной печали» (там же. С. 385). Мало того, что по ходу пьесы молчание становится спутником всех персонажей, оно еще и усиливается визуальными эффектами. Например, свет всегда неярок, либо периодически гаснет. И тогда возникает тьма, которая усиливает впечатление безмолвия. В пьесе доминирует всевластие смерти, безжизненности.

В меньшей степени в пьесе зафиксировано «действенное» молчание. Но и его можно обнаружить: «Некоторое время молча смотрят в глаза друг другу. Маскированный улыбается. Директор потупляет глаза» (там же. С. 381). Благодаря именно такому типу молчания между двумя героями происходит «тихий» диалог, раскрывается сложность всех взаимоотношений. Это похоже на то, что должно было бы произойти с Верой и ее отцом в рассказе «Молчание», но отец осознал значимость молчания дочери только после ее смерти. Мотив молчания у Андреева всегда сопряжен с предощущением смерти и чувством страха. Можно сделать вывод о том, что категория молчания осознается Андреевым как нечто трагическое.

Подобный «тихий» диалог мы наблюдаем и в «Жизни Человека»: «Так некоторое время в сосредоточенном молчании стоят один против другого: Человек и Некто в сером» (Андреев Л.Н. Жизнь Человека // Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6 т. Т. 2. М., 1990. С. 483). Но взаимопонимания в результате такого общения не происходит. Этот «тихий» диалог напоминает скорее поединок. Уже упоминалось выше, что Некто в сером почти всегда молчит, произнося только многозначительные монологи-заклинания. И это то «истинное», «действенное» молчание, о котором писал Метерлинк. Ведь Некто в сером обладает особой мудростью, которой не хватает обыкновенному человеку. Он – сама природа, ее законы, ее власть. Жан-Поль Сартр писал: «Молчание есть аутентичная форма слова. Молчит лишь тот, кто способен что-то сказать» (Сартр Ж.-П. Объяснение «Постороннего». noblit.ru/node/1131). Эти слова как нельзя лучше характеризуют самую загадочную фигуру пьесы – Некто в сером.

Андреев создал иной финал пьесы, отличающийся от того, который более известен. В позднем варианте пятой картины мы видим Человека на смертном одре. Он погружен в молчание. В первой редакции Человек умирает, издавая предсмертный крик. Андреев серьезно размышлял об итоге жизни Человека, и решил, что Человек должен умереть молча. Возникает ощущение, что пройдя весь свой жизненный долгий путь, он стал мудрее. Может быть, даже перенял мудрость у Некто в сером. Очень ярким в этом отношении является монолог его Наследника.

«(Обращаясь в угол, где стоит Некто в сером.) Эй ты! Скажи ему, что там его встретит любимый сын с проломленной головою, жена, умершая от болезни и горя.

Молчание.

И ты молчишь? И все молчит? Пусть» (Андреев Л.Н. Жизнь Человека. C. 496).

 

Андреев прибегает к определенным приемам для усиления впечатления тишины. Нередко ремарки «Молчание, тишина» стоят рядом, создавая как бы двойной эффект. Благодаря этому возникает впечатление глубочайшего безмолвия, что в свою очередь усиливает мрачный тон всей пьесы. Андреев прибегает и к приему контраста. Он может соединить ремарки: «Молчание. Крик», а может написать: «Крики обрываются». Именно обрываются, а не смолкают или утихают. Такая ремарка дает понять, что вслед за криком вновь последует глубокая тишина.

На подобных контрастах многое в своей драматургии выстраивал и Метерлинк. В драмах «Непрошенная» и «Слепые» крик принадлежит ребенку и возникает только в самом конце. «Внезапно в комнате направо, где находится ребенок, раздается крик, и крик этот, становясь все тревожнее, не умолкает до конца пьесы» (Метерлинк М. Непрошенная. lib.ru/PXESY/METERLINK/m1.txt_with-big-pictures.html) – таково пояснение автора в «Непрошенной». Ремарка из «Слепых» как бы предсказывает ремарки Андреева: «Молчание. Затем раздается отчаянный крик ребенка» (Метерлинк М. Слепые. lib.ru/PXESY/METERLINK/m2.txt). Такой контраст призван произвести тревожное впечатление. Надо сказать, что крик ребенка Метерлинк нещадно эксплуатирует. Судя по эпитетам, которыми он определяет крик, тот возникает внезапно, прерывая или даже раздирая тишину. Например, герои в «Непрошенной» сидят в напряжении, тревога словно витает в воздухе, диалоги обрывочны, неполны, возникает много пауз. А в конце пьесы ремарка «Молчание» возникает после каждого короткого диалога, состоящего из пяти, а иногда даже из двух реплик. Особенно мучительно возникающее молчание для слепого Деда, так как слова остаются для него единственным способом передачи информации о происходящем вокруг. Метерлинк не прибегает к таким пространным ремаркам, как Андреев. Он избирает иной путь. Его замечания очень кратки и точны, усиление эффекта достигается не подробным описанием происходящего, а частотой употребления ремарок. К концу пьесы их становится все больше и больше. Но стоит заметить, что Метерлинк дает еще и разные определения молчанию или тишине. Это может быть «укоризненное молчание», «мертвая тишина». Можно предположить, что, помимо изложенного в книге «Сокровища смиренных» взгляда, у Метерлинка существует еще более мелкая градация этого явления. Но так же, как и у Андреева, молчание у Метерлинка служит симптомом приближающейся смерти и страха.

Особенно отчетливо это прописано в пьесе «Слепые», где слепы все. Группа слепых находится в лесу. Священник, что привел их сюда, умер. Все пребывают в страшном волнении. Люди перебрасываются ничего не значащими фразами. И один из слепцов объясняет почему: «Мне страшно, когда я молчу» (Метелинк М. Слепые. lib.ru/PXESY/METERLINK/m2.txt). Они без конца пытаются выяснить, кто где находится и когда же за ними придут. Мотив молчания в этой пьесе развивается не через ремарки, а через создание гнетущей атмосферы: царит ночь, слепые очутились в глухом лесу, они прислушиваются к каждому звуку. И это состояние ужаса усиливается. Сначала они слышали плеск моря, затем голоса птиц, затем обнаружили умершего священника и в конце концов поняли, что кто-то появился. Все, что они слышали ранее, – это приближающиеся шаги. А кульминацией пьесы, на которой она заканчивается, становится, как уже писалось выше, крик ребенка. Тишина в этой пьесе играет огромную роль, Метерлинк создает настроение, чередуя тишину и звуки. И молчание у него говорит больше, чем слова: слепые постоянно обрывают речи друг друга, просят помолчать, чтобы прислушаться к происходящему вокруг. Это похоже на «ложное» молчание, ведь подобного рода тишина рождает больше вопросов, чем ответов.

И снова мы наблюдаем сопряжение мотива молчания и смерти. Шаги, что слышат слепые, это и есть шаги смерти. Ребенок закричал именно потому, что он ее не только услышал, но и увидел. И смерть у Метерлинка тоже молчалива. Она не отвечает на вопрос молодой женщины: «Кто вы?» Она не реагирует на мольбы старой. Н. Корнилова в работе «Онтология молчания» пишет: «Многим людям молчание, особенно в критических ситуациях, представляется чем-то угрожающим и неправильным, “недолжным”. В результате появляется желание сказать хоть что-нибудь, лишь бы прервать молчание, и обычно в таких ситуациях задаются “не самые лучшие” и уместные вопросы, которые вызывают минимальный отклик у молчащего (или не вызывают его вообще)» (Корнилова Н.Б. Онтология молчания (на примере ранней прозы Леонида Андреева). С. 114).

Герои в представленных пьесах Андреева и Метерлинка молчат тогда, когда что-то странное, сильное, подавляющее своей неопределенностью не дает им возможности выразить себя словами. Молчание здесь практически никогда не является просто паузой, передышкой в разговоре, которая может быть вызвана накалом эмоций или обусловлена физиологически (удивление, негодование, усталость и т.д.). Молчание является «провалом», тесно сопряженным с экзистенциальной парадигмой человеческого существования: страхом, одиночеством, табу и тайной.

 

Список литературы

 

Андреев Л.Н. Жизнь Человека // Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6 т. Т. 2. М., 1990. 559 с.

Андреев Л.Н. Молчание // Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6 т. Т. 1. М., 1990. 639 с.

Андреев Л.Н. Письма о театре // Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6 т. Т. 6. М., 1996. 719 с.

Андреев Л.Н. Реквием // Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6 т. Т. 6. М., 1996. 719 с.

Блок А.А. О драме. Собр. соч.: В 20 т. Т. 7. М., 2003. 500 с.

Корнилова Н.Б. Онтология молчания (на примере ранней прозы Леонида Андреева). Ярославль, 2002. 164 с.

Львов-Рогачевский В.Л. Две правды. Книга о Леониде Андрееве. СПб., 1914. 232 c.

Метерлинк М. Непрошенная. lib.ru/PXESY/METERLINK/m1.txt_with-big-pictures.html

Метерлинк М. Слепые. lib.ru/PXESY/METERLINK/m2.txt

Метерлинк М. Сокровище смиренных. teatr-lib.ru/Library/Maeterlinck/1915t2/#_Toc354141834

Сартр Ж.-П. Объяснение «Постороннего». noblit.ru/node/1131

Станиславский К.С. Собр. соч.: В 8 т. Т. 7. М., 1954. 812 с.

Телешов Н. Избр. соч.: В 3 т. Т. 3. М., 1956. 400 с.

Чуковский К.И. О Л. Андрееве. СПб., 1911. 88 с.

Эпштейн М. Ирония идеала. Парадоксы русской литературы. М., 2006. 384 с.