После великолепного собрания Третьяковской галереи художественный отдел русского музея императора Александра III может показаться огромной картинной лавочкой: до такой степени бессистемно подобраны его коллекции, до такой степени шокируют многие произведения, которым совершенно не место в серьезном собрании, до такой степени странным кажется отсутствие или почти отсутствие картин некоторых крупнейших современных художников. Достаточно сказать, что в музее до сих пор нет ни одной вещи Сомова, Малявина, Борисова-Мусатова (а как бы, казалось, необходимы приобретения с его посмертной выставки), что Врубель представлен всего одной вещью. Даже такой общепризнанный художник, как Серов, представлен более чем скромно.

Правда, в самые последние годы, с тех пор, как во главе музея стал гр. Д. И. Толстой, многие приобретения его очень ценны и очевидно делаются с выбором.

Так, очень удачно пополняется коллекция старинных мастеров. Совсем недавно приобретена такая драгоценность, как портрет Арсеньевой – Боровиковского, портрет ген. Альбрехта – Кипренского, портреты Варгиных – Аргунова.

Путем покупки и пожертвований с историко-художественной выставки портретов в Таврическом дворце приобретен целый ряд портретов Боровиковского, причем такие превосходные вещи, как портреты кн. Куракина, митрополита Михаила (из Невской лавры), Борщевского, Трошинского, Боровского, приобретены портреты Монахтина и графини Санти Левицкого, портреты Рюминой и «Молодого человека» Кипренского, портреты Петра III и Екатерины II – Рокотова, три портрета Антропова.

Пополнена новыми приобретениями немногочисленная коллекция превосходных акварельных портретов А. П. Брюллова и П. Соколова. Поступили в музей: «Вдовушка» Федотова, очень мало до сих пор известная картина Перова «Убийство на большой дороге», картина Саврасова «В лесу», портрет Некрасова Ге, портреты Морозова и неоконченный последний д-ра Раухфуса Крамского, одна из первых работ Репина, курьезная картинка «Воздушный поцелуй», в самое последнее время интересные образа Боровиковского из церкви Смоленского кладбища. Нельзя не одобрить также приобретений, к сожалению немногочисленных и не вполне систематичных, и по части новейшей живописи, таких, напр., как очень ценная коллекция портретов членов Государственного Совета Репина, портрет Шаляпина Серова, «Овраг» и 3 этюда Левитана, этюды Сурикова, «Заседание совета художников» Пастернака, хорошие вещи Кустодиева, Юона, как самые последние приобретения с прошлогодних выставок, отличная картина Лансере «Петербург в XVIII ст.», картины Серова, Грабаря, Кустодиева, Жуковского. Уже одно перечисление имен художников показывает всю дельность и ценность приобретений. Очевидно, и в будущем, пока во главе администрации будет стоять лицо понимающее и сведущее, можно ожидать удачных пополнений, благодаря которым коллекция получит, наконец, определенную и художественную физиономию. Нельзя, впрочем, обольщать себя надеждой, чтобы приобретение такой физиономии было делом легким, даже вполне возможным.

Вся беда в самом характере возникновения музея, в характере его основного фонда и многочисленных пожертвований, от которых, по-видимому, нельзя отказываться.

Как известно из напечатанного отчета, из почти трех тысяч картин и художественных произведений приобретены музеем с самого его основания только 36. Все остальное поступило или из Эрмитажа (636 номеров) или из Академии художеств (274), или из дворцов, или от частных коллекционеров и жертвователей. Таким образом, a priori уже понятно, что здесь не могло составиться что-нибудь цельное, что-нибудь широко объединенное сознательным и разумным выбором.

Еще в нижних залах можно проследить историю нашей живописи с ее возникновения, с Матвеева до Брюлловского периода. Крупнейшие художники, за исключением Рокотова и Левицкого, представлены довольно ярко, хотя бы, напр., Боровиковский среди довольно многочисленных работ такими шедеврами, как портреты гр. Васильева и Арсеньевой, Кипренский – знаменитыми портретами Давыдова, Швальбе, Венецианов – такой характерной и прекрасной вещью, как «Утро помещицы», пейзажисты Щедрин и Воробьев. Полно представлен и К. Брюллов, но только знаменитой «Помпеей» и некоторыми крупными портретами, также и Бруни, кроме «Медного змея», такой характерной вещью, как «Вакханка». Зато живопись после Брюлловского периода до наших дней представлена прямо жалко. Здесь преобладают картины, переданные из музея Академии художеств, т. е. тот балласт в русской живописи, который так охотно приобретался в старину на академических выставках престарелыми дореформенными профессорами. Немногочисленные произведения характерных художников 60-х, 70-х и 80-х годов тонут среди назойливо лезущих в глаза «академических» картин в большинстве еще здравствующих гг. В. П. Верещагина, Венига, Якобия, Виллевальде, Риццони, Клевера, Грузинского, Дмитриева-Оренбургского, Новоскольцева, Крачковского, Крыжицкого, Бодаревского, Богданова-Бельского, Тимоненко, даже Кондратенко, Галкина, Лингарта, Боброва, Пелевина и проч. Часть этих бесцветных эпигонов могла бы быть терпима и в музее, отнюдь, конечно, не играя доминирующей роли, как способствующий историческому выяснению антураж для современных им характерных художников, подобно тому, как в низших залах не кажутся шокирующими бесцветные Басины, Егоровы, Шебуевы, Шамшины и проч., может быть особенно оттеняющие прелесть и значение Боровиковского, Кипренского, Венецианова. В настоящее время собрания верхних зал могут дать только превратное представление о русской живописи второй половины XIX, начала ХХ ст.

А между тем популярность музея все растет. Он гостеприимно открыт даже и в летние месяцы, 307 дней в году, как, если не ошибаюсь, ни один из наших музеев. Число ежегодных посетителей его возросло к 1903 г. с 130 тысяч до 170. Чего доброго, публика действительно жаждет здесь «поучиться». И вот как администрация музея старается ей помочь. Кроме известного очень хорошего, но, конечно, совершенно недоступного по цене издания с текстом бар. Врангеля и полного и сокращенного иллюстрированных каталогов, при входе еще продается дешевый каталог с объяснениями, составленными для народа г-жей О. Кулибиной. Объяснения, почти исключительно исторического характера, может быть, и не лишни для простого человека. Но ведь «умысел другой тут был», и в эстетическом смысле такой каталог с его безразличными пояснениями и настоящих картин и ничтожных, хотя иногда и громадных полотен, может внести только сумбур. Чо касается до продающейся здесь же книжки А. В. Половцева «Прогулка по русскому музею имп. Александра III», то, претендуя быть «подспорьем» уже в эстетическом смысле, она не выдерживает никакой критики вследствие полной некомпетентности нашего автора и может быть признана только зловредной. Достаточно сказать, что, расшаркиваясь не только перед К. Маковским и Семирадским, а даже перед В. П. Верещагиным и г. Богдановым-Бельским, сочиняя целую главу о какой-то скульптурной поэзии с «кишащими амурчиками», автор ни слова не говорит о картине Эдельфельдта, о «Переходе Суворова» Сурикова, о Серове, Нестерове, Левитане.

Впрочем, пожалуй, эта книжка вполне гармонирует с характером нашего музея, с его беспорядочно приобретенными и беспорядочно размещенными картинами. Казалось бы, прямая обязанность администрации музея, раз уже дело идет о воспитании и поучении публики, – озаботиться строжайшим размещением картин, чтобы отделить школы, выделить наиболее характерное, помещая совершенно отдельно крупных художников и таким образом даже при наличных средствах хоть наметить этапы движений русской живописи. Ведь музей – не картинная лавочка. Как бы не отделить, напр., передвижников от «академиков» с их современными эпигонами, не выделить хотя бы в большинстве и слабо представленных выдающихся корифеев тех и других? Посмотрите, напр., какой сумбур во всех залах, начиная с XXXI по XXXVI, где Ге, Крамской, Перов, Саврасов, Шишкин, Прянишников, В. Васнецов, даже Айвазовский, К. Маковский, Бакалович беспорядочно разбросаны среди нередко прямо убивающих их размерами В. В. Верещагиным, Литовченок, Якобиев, Киселевых, Кондратенок, Бодаревских и пр., среди прямо уже хлама, нередко занимающего лучшие места. Может быть, и надо было поместить отдельно огромные картины в огромных залах XXIV и XXV, но не курьезно ли рядом с знаменитыми («Последний день Помпеи», «Запорожцы», «Николай Чудотворец», «Ермак», «Тайная вечеря») и во всяком случае характерными и «музейными» вещами не только Брюллова, Репина, Сурикова, Ге, а и Семирадского, Поленова, К. Маковского, Айвазовского помещать недавно ведь для чего-то приобретенную «Оргию» г-на Котарбинского, типичного художника трактирных плафонов, или сомнительные и во всяком случае столь здесь неподходящие холсты г-на Борисова?

Огромным и – увы! – непоправимым пятном является огромная последняя коллекция картин В. В. Верещагина, так целиком поступившая в музей (кстати, неужели и картины наполеоновского цикла, вот уже который год «временно» выставленные, тоже поступят в собственность музея?).

Что подумает «народ», о котором хлопочут г-жа Кулибина и администрация музея, увидав, что так выбелен, так «превознесен и прославлен» художник, в последние годы по своей живописи подошедший к образцам действительно понятной народу суздальской лубочной живописи? Бесспорно, В. В. Верещагин, отнюдь, конечно, не как «великий», а как характерный, своеобразный художник, должен быть представлен в музее, но непременно сжато, характерными его вещами, каковыми во всей коллекции являются разве только китайские и японские этюды. До какой степени гнетут, удручают, не давая, конечно, представления о лучшей поре деятельности художника, бесчисленные поистине лубочные головки-этюды и портреты, черные, грубые пейзажи, грубо деланные картины, вроде жалкого триптиха «В госпитале» и проч.! Уж если эта коллекция – необходимое зло, так ясно же, что ее необходимо отправить «в глушь, в Саратов», в полутемные залы нижнего этажа. Администрация музея поместила ее, наоборот, весьма коварно не только на очень видном месте, но между двумя залами, где собраны прекрасные вещи некоторых современных художников – Серова, Эдельфельдта, Репина, Левитана, А. и В. Васнецовых, Е. Поленовой, Рериха, Рябушкина, Пастернака и др. Может быть, она этим соседством хотела подчеркнуть, что значит настоящее современное мастерство по сравнению с той совершенно антихудожественной стряпней, до какой дошел покойный художник, всегда несколько беззаботный насчет сущности живописи. Но и в этих двух единственных наверху залах, где, как говорится, отдыхаешь душой, наталкиваешься на удивительные странности и курьезы. Право, нужно быть слишком неосведомленным в движении современной живописи, чтобы рядом с такими художниками, как Репин, Серов, Эдельфельдт, Левитан, Е. Поленова, бр. Васнецовы или молодые художники Рерих, Грабарь, Пастернак, кустодиев, Браз, помешать Борисова, Богданова-Бельского, В. Маковского, Касаткина и особенно кисло-сладского Лемоха, художников, помимо их достоинств и недостатков, принадлежащих к совершенно ведь иной полосе русской живописи, или в одной из низших зал акварелей, пожертвованных кн. Тенишевой, прелестные вещи Врубеля, Лансере, А. Бенуа, Якунчиковой, Серова, финляндских художников «оттенить» изделиями гг. Каразина, Боброва и Егорнова. У всякого понимающего посетителя после прогулки по залам музея остается какое-то пресное досадливое чувство. Как будто на богато сервированном столе проглотил обед, где большая часть кушаний оказалась из несвежей провизии. Очевидно, музей должен и основательно почиститься и озаботиться серьезным размещением коллекций. Особенно, конечно, необходимы многочисленные крупные и характерные приобретения, мне думается, в областях старой и главным образом новейшей живописи, ибо живопись 60, 70 и 80-х годов трудно представить полнее, чем она представлена в Третьяковской галерее. Интереснейшая и яркая полоса в истории нашей живописи, окрещенная общим именем декадентства, уже понемногу отходящая в область истории, пока по крайней мере нигде не представлена характерными образцами, а между тем сделать это необходимо и как можно скорей. Ведь это удивительно и глубоко печально, что до сих пор нигде не собраны коллекции вещей таких вполне уже определившихся художников, как, напр., Врубель и Сомов, да и многие другие художники «Мира искусства». Время легко может быть упущено, особенно теперь, когда, благодаря успеху наших художников в Париже, для них, весьма возможно, широко откроется заграничный рынок. Некультурность наша слишком велика, у нас все еще отпускаются слишком ничтожные средства на «художество», нам все еще чуждо чувство громадной ответственности, какую принимают на себя составители галерей, у нас все еще лица совершенно не компетентные считают себя в праве «жертвовать», истинными собирателями все еще являются частные лица Третьяковы, Дягилевы. Но пора же, наконец, приняться за дело как следует, не по-чиновнически, и общественным учреждениям. Такое учреждение, как музей Александра III, обладая крупными средствами (хотя, по последнему отчету, почти из 166-тысячного бюджета на приобретение художественных произведений тратится только 30 тысяч), может и обязано многое сделать для русского искусства, в особенности для новейшего, и как бы продолжить великое дело Третьякова.