Бердяев Николай Александрович (18.03.1874, Киев – 24.03.1948, Кламар), философ, общественный деятель
До 14 лет Б. учился дома. Затем поступил, как вольноприходящий воспитанник, в Киевский кадетский корпус. Окончив 6 классов корпуса, сдал экзамены на аттестат зрелости. Затем учился на естественном и юридическом факультетах Киевского университета. В 1895 (вместе с А. В. Луначарским) вступил в Центральный кружок саморазвития учащихся. В марте 1898 за принадлежность к киевскому Союзу борьбы за освобождение рабочего класса Б. был исключен из университета. Ожидая приговора, он работал над первой своей книгой.
В 1899 в журнале «Die Neue Zeit» опубликована первая статья Б. о немецком социалисте Ф. А. Ланге. В 1901 вышла в свет первая его книга – «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии», критический этюд о Н. К. Михайловском.
Автор в это время был в ссылке в Вологде – вместе с А. Богдановым, А. Ремизовым, Б. Савинковым, А. Луначарским. После двух лет в Вологде еще год Б. был в ссылке в Житомире.
Отбыв срок, сначала жил в Киеве, затем переехал в Петербург. В 1904 Б. вошел в редакцию журнала «Новый путь», который в 1905 был преобразован в «Вопросы жизни». Номинальным редактором числился Н. О. Лосский, а философский отдел оказался в руках Б. и С. Н. Булгакова.
Живя в Петербурге, Б. принимал участие в работе Союза освобождения, ставшего платформой для создания конституционно-демократической партии.
Б. регулярно посещал Религиозно-философские собрания, председательствовал на «средах» у Вяч. Иванова, был одним из организаторов и постоянных участников Религиозно-философских обществ Петербурга и Москвы; участвовал в сборнике «Вехи».
В 1908 Б. переселился в Москву. С. Н. Булгаков ввел его в кружок М. А. Новоселова, где обсуждались религиозно-церковные вопросы. При участии Б. было создано издательство «Путь», из которого он вышел в 1916. В этом же году напечатана его книга «Смысл творчества: Опыт оправдания человека».
Революции, Февральскую и Октябрьскую, Б. встретил в Москве. С его помощью создается Вольная Академия духовной культуры. На основании курсов, прочитанных в Академии, он написал в эмиграции две книги: «Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы» (Берлин, 1923) и «Миросозерцание Достоевского» (Прага, 1923).
Б. избирают профессором Московского университета. Он в гуще общественно-политической жизни: пишет статьи по злободневным вопросам, публикуемые в «Народоправстве», «Русской мысли», «Русской свободе»; публикуется в сборнике «Из глубины» (1918).
После высылки из России в 1922 г. Б. оказался в Берлине, где основал Религиозно-философскую академию. Издал несколько книг. В 1924 он переехал в Париж, и туда же переместилась Религиозно-философская академия.
Б. редактировал журнал «Путь» (1925–1940); руководил религиозно-философским издательством «YMCA-PRESS»; сотрудничал в «Современных записках» и в др. периодических изданиях, в сборниках.
В конце жизни Б. получил степень доктора honoris causa Кембриджского университета. Был представлен к Нобелевской премии, но получить ее не успел.
* * *
Философское творчество Б. имеет ярко выраженный публицистический характер. В основе всего у него моральная тема. Центральные идеи философии – принцип объективации и примат свободы над бытием, и обе идеи тесно связаны с исповедуемым Б. персонализмом. Гносеологические и метафизические проблемы имели для него второстепенное значение.
В духовной эволюции Б. можно выделить несколько этапов.
В первой книге, безоговорочно принимая учение Маркса, он утверждает, что свобода есть осознанная необходимость. Однако уже в статье, напечатанной в сборнике «Проблемы идеализма» – «Этическая проблема в свете философского идеализма» (1902), – он отмечает, что «нравственный закон принадлежит царству свободы, а не царству необходимости», переходя на позиции трансцендентального идеализма. Моральное сознание Б. осложняется к тому же религиозными и мистическими идеями.
Появление книги «Смысл творчества» знаменует собой новый этап его духовного становления. Начинается период дуализма, продолжающийся до конца жизни. Мир для Б. – зло; мир враждебен человеку – его надо покинуть. Убежденный в ценности человеческой личности, Б. остро переживает те мучения, которые испытывает человек, пребывая в несовершенном мире. «Я поражен глубоким несчастьем человека еще более, чем его грехом», – пишет он. Но цель человека, по мысли Б., не спасение, а творчество. Творческий акт ценен сам по себе: «Не творчество должны мы оправдывать, а наоборот – творчеством оправдывать жизнь».
Философия Б. проникнута интуицией Богочеловечества. Богочеловечность открывается в искуплении. После явления миру Христа все стало иным, и человеку открылась его свобода. Заложенная в образе Божием, она должна осуществиться в творчестве.
Человек должен продолжить процесс творения, начатый Богом-Отцом. Но он погружен в «плененный мир», объят «боязнью бытия». Творчество должно преодолеть мир, привести его к концу. Вследствие этого всякое творчество эсхатологично, несет в себе апокалиптический огонь, «свет преображения».
Но преображение не имеет отношения к этому миру, не может его переделать. Плоть мира враждебна творческому духу.
Творчество тождественно аскетизму, так как оба они – победа духа над миром и представляют собой два моральных пути: «...гениальность есть иная святость... гениальность – святость дерзновения, а не святость послушания. Источник творчества – свобода. Бог творит из свободы, человек тотально свободен».
На этом утверждении основано учение Б. о примате свободы над «злым» бытием, о нетварной свободе, о рождении Бога из Божества.
С проблемой свободы связано учение Б. об объективации духа. Для человеческой личности возможны два исхода: человек выходит в общество, в царство обыденщины – в этом случае его ожидает объективация; второй путь – трансцендирование, сохраняющий возможность жизни в свободе.
Объективация антиперсоналистична, она обезличивает человека, является источником его рабства. Но так как невозможно избежать падшего мира, поскольку результаты творчества связаны все-таки с этим миром, и чтобы творчество не теряло смысла, Б. вводит понятие «экспрессивности», противоположное объективации. Экспрессивность «вводит» нас в мир, сохраняя все, что было в личности. Однако творческие воплощения имеют двойственный характер и поэтому могут попадать «во власть законов объективации мира».
Таким образом, в своем учении об объективации от морального идеализма, от утверждений, что нравственный закон не от мира, но для мира, Б. перешел к дуализму в моральных построениях: апофеоз творчества привел его к безразличию по отношению к реальности.
В течение жизни менялись религиозные взгляды Б. Обращение его к церкви проходило под знаком неохристианства. Вслед за Мережковским он отвергает историческое христианство ка чисто аскетическое и утверждает идею апокалиптического христианства на преображенной земле. Наиболее религиозна его работа «Философия свободы», в которой Б. говорит о том, что философия не может обойтись без религии. Церковь в его представлении – Душа Мира, соединившаяся с Логосом. Знание он рассматривает как форму веры. Следует отметить следы влияния Фр. Баадера в этой книге Б.
Трактуя богословские темы, Б. остается философом. В «Смысле творчества», пронизанном обостренным чувством присутствия зла в мире, есть отголоски Я. Бёме. Акцент Б. ставит на теургии, утверждая, что не только человек нуждается в Боге, но и Бог в человеке.
Бог ждет от человека откровения творчества. Чтобы выполнить свое предназначение, человек должен из религиозно-пассивного состояния перейти в состояние религиозно-активное и творческое.
В своем понимании духовной жизни Б. выступает противником нравственной позиции епископа Феофана затворника, исповедовавшего срединное, бытовое благочестие. Этому пути «спокойных» христиан Б. противопоставляет «огненный аскетизм гениальности или святости».
«Гностический бунт» Б. против пассивности духа сужает до предела дорогу в Царство Небесное не нравственными заповедями, а обязательствами умозрительного порядка.
Христианская философия видела этот путь в пассивном служении, в созерцании недвижного, строго иерархического космоса – путь, доступный среднему христианину.
Своим философским творчеством Б. нарушает христианский запрет на поиски другого пути, воплощая в жизнь слова «и познайте истину, и истина сделает вас свободными». «Моя вера, спасающая меня от атеизма, вот какова, – писал Б. – Бог открывает себя миру. Он открывает себя в пророках, в Сыне, в Духе, в духовной высоте человека. Но Бог не управляет этим миром, который есть отпадение во внешнюю тьму. Откровение Бога миру и человеку есть откровение эсхатологическое, откровение Царства Божьего, а не царства мира. Бог есть правда, мир же есть неправда. Но неправда. несправедливость мира не есть отрицание Бога, ибо к Богу неприменимы наши категории силы, власти и даже справедливости».
По мнению Б., в основании философии нравственный опыт. Он выделяет три ступени этической эволюции: этика закона (Ветхий завет), этика искупления (Новый завет) и этика творчества – подлинно христианская этика.
Этика начинается с грехопадения, когда в мире появляется разделение на добро и зло. С этого момента начинаются и поски виновника зла.
Религия утверждает виновность человека и становится постоянным свидетельством его виновности. Но в недрах религии появляется гуманизм, который в скрытой форме говорит о виновности Бога и открыто отрекается от него.
В этом состоит «парадокс атеизма»: несуществование Бога выводится из его виновности (исходя из этого парадокса, Б. ставит проблему теодицеи).
Этику закона Б. рассматривает как приспособление к нашему падшему миру. Она основывается на различении добра и зла.
Этика искупления начинается с воплощения. Евангелие во всем противоположно «законническому миру». Анализируя ее, Б. выводит парадокс «беззаботности»: человек, озабоченный спасением собственной души, кажется ему рабом. Быть в мире – это уже падение; приспосабливаться к падшему миру – падение вдвойне.
Христианство, как мораль искупления, не раскрывает морального творчества. а с одной лишь моралью послушания нельзя жить в мире и творить мир. Творческий акт задерживается в мире искуплением.
Творец и творчество не заинтересованы в спасении и гибели. Так как творчество является переходом души «в иной план», то оно обращено «не к старому и не к новому, а к вечному».
Рассматривая проблему творчества, Б. вводит «парадокс объективации»: «выбрасывая» в мир свой творческий порыв, человек жертвует им, так как всякое творчество здесь обречено: в мире любое движение духа костенеет – объективируется. Творчество окружающих нас людей тоже доходит до нас «охлажденным».
Оригинально решал Б. историсофические проблемы. Историю он рассматривал как скачкообразный, катастрофический процесс, в котором происходит рождение Богочеловечества, созидание нового духа.
В ходе этого процесса в человеке открываются как творческие, так и злые потенции. И те и другие ведут к концу исторического времени. В конечном счете, Апокалипсис зависит от человека. История заканчивается у врат Царства Божьего. Вместе с ней закончится ад временного, так как, связанный прежде всего с томлением во времени, в вечности он не существует.
Таким образом, и в историософии весь смысл творческой активности Б. сводит к «мессианской страсти» – к ускорению конца.
Персоналистическая метафизика Б. также основана на отчуждении от действительности. Персонализм у него «антииерархический» (с сохранением этического момента различия в личностях), но, по сути, он разъединяет людей. Чтобы смягчить эту тенденцию, Б. вводит понятие «коммюноторности» («общности»). Однако он считает, что полное преодоление одиночества возможно лишь в мистическом опыте, когда «все во мне и я во всем».
Огромное значение для Б. имела проблема свободы. Всей своей жизнью и творчеством он утверждал незыблемость принципа интеллектуальной свободы.
Свободу он обосновывал гностически, считая ее стоящей вне Бога, находящейся вне его власти. Как считал Б., свобода содержит потенции как творчества, так и греха.
Рассматривая все совершающееся в истории, в пространстве и времени как «символическую реальность», «вторичный, отраженный мир», подчеркивая враждебность этого мира человеческой личности, Б. подсознательно стремился к преодолению этого трагического разрыва. Он писал о себе: «Я принадлежу к людям, которые взбунтовались против исторического процесса, потому что он убивает личность, не замечает личности и не для личности происходит. История должна кончиться, потому что в ее пределах неразрешима проблема личности. Такова одна сторона теософической темы. Но есть другая сторона. Я переживаю не только трагический конфликт личности и истории, я переживаю также историю как мою личную судьбу, я беру внутрь себя весь мир, все человечество, всю культуру. Вся мировая история произошла со мной, я микрокосм. Поэтому у меня есть двойственное чувство истории, история мне чужда и враждебна, и история есть моя история, история со мной. И я думаю, что тут есть эсхатологическая двойственность».